И.И. Докучаев*

ИСТОРИЯ ОБЩЕНИЯ КАК ПРЕДМЕТ КУЛЬТУРОЛОГИИ

© Докучаев И.И., 2003.

*Докучаев Илья Игоревич – кафедра художественной культуры Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена, Санкт-Петербург

Настоящая статья представляет собой обоснование актуальности и изложение проекта культурологического исследования истории общения. Общение на протяжении ХХ века неоднократно становилось предметом самых разных дисциплин науки (психологии, лингвистики, философии, социологии, логики, теории информации и коммуникации, этнографии) [см.: 1]. Их результаты крайне сложно согласовать, поскольку они получены с помощью принципиально различных методов и сформулированы в категориях, имеющих слишком мало общего. Однако такое согласование позволило бы решить многие проблемы изучения общения, которые сложно решить в рамках лишь одной научной дисциплины. Мы полагаем, что важнейшим способом построения единой теории общения является создание ее истории, поскольку обращение к истории всегда было наилучшей проверкой любых теоретических результатов.

Целостной истории общения до сих пор не существует, хотя история всех остальных сфер человеческой культуры (искусства, науки, политики, религии, материальной культуры) последовательно изучена. Это объясняется одной из важнейших онтологических особенностей общения – его процессуальностью. Все виды человеческой деятельности процессуальны, но суть их бытия не ограничивается только процессом; они направлены на создание конкретного продукта и завершаются в момент его возникновения. В науке рождаются открытия, символически регистрируемые в соответствующих текстах и физических объектах; технология способствует порождению машин и утвари материальной культуры; художественное творчество – начало произведения искусства; религиозный культ сам одновременно является и продуктом себя и деятельностью, его производящей. Продуктивные процессы именно благодаря своей продуктивности, конкретности облегчают свое историческое изучение.

Общение же не направлено на создание какого-либо продукта, хотя и может его обслуживать. Оно есть процесс, основная цель которого в нем самом. Общение завершается в самом общении, точнее, оно лишь временно прекращается. Общающиеся всегда ощущают эту незаконченность, болезненную прерванность ситуации общения. Общение есть конкретное и целостное (духовное и практическое) взаимодействие двух уникальных субъектов, взаимопроникновение двух содержательно бесконечных форм бытия [см.: 2]. Именно в этой бесконечности и коренится принципиальная незавершенность общения. Однако оно все же не настолько аморфно, чтобы вовсе не иметь истории. Бесконечность содержания общения не отрицает наличия у него определенной структуры, отражающейся в исторических источниках, порожденных той или иной человеческой деятельностью (например, в различных сводах правил общения, в некоторых результатах общения, таких как разделение традиционного жилища или поселения на женскую и мужскую сторону и т.д.).

Неопределенный деятельностный статус источников истории общения заставляет предположить, что в принципе любые исторические источники могут иметь отношение к истории общения. Только история культуры есть комплексное изучение любых продуктов человеческой деятельности. Таким образом, наука о культуре,
в частности история культуры, оказывается именно той дисциплиной, в рамках которой можно осуществить изучение истории общения. На начальном этапе культурологического изучения истории общения следует выработать его предварительные методологические принципы. В настоящей статье предлагается один из таких принципов: проект исторической типологии общения. Данный проект есть гипотеза, являющаяся результатом традиционного изучения истории культуры и подлежащая дальнейшей последовательной проверке, в ходе которой будет выработана более конкретная и более обоснованная историческая типология общения. Предварительность предлагаемого проекта нисколько не лишает его эвристической ценности, поскольку без предварительной гипотезы невозможна никакая теория.

Традиционное изучение истории культуры позволило обнаружить неравнозначное влияние различных областей культуры на ее развитие в целом [3]. Определяющее влияние всегда оказывала материальная культура (технологии и техника), обеспечивавшая биологически необходимые человеку ресурсы. Непреходящая актуальность увеличения подобных ресурсов, конкретность техники и технологий, стремящихся к наибольшей эффективности в достижении искомого увеличения, всегда обусловливали относительный прогресс материальной культуры. Однако в эпоху Возрождения этот прогресс стал научно-техническим. Рост теоретических знаний приобрел решающее значение не только для дальнейшего прогресса техники, но и для развития всей культуры [4]. Замена одной движущей силы истории на другую привела к изменению всего уклада культуры, образовала крупнейший раздел в хроноструктуре ее истории. Речь идет о разделении всей истории культуры на два этапа: традиционной культуры и креативной культуры. На этапе существования традиционной культуры прогресс ее материальной сферы всегда тормозился другой ее сферой – духовной культурой, представлявшей собой совокупность устойчивых социальных ценностей, традиций. Эта устойчивость была обусловлена особенностями начальной стадии становления человеческой культуры, из которых важнейшими являлись информационная недостаточность и локальность, немногочисленность элементов социальной организации. Длительное накопление опыта, расширение и совершенствование социальной организации привели к разрушению традиционности культуры. Традиция утратила свой авторитет и влияние на жизнь общества, ей на смену пришел авторитет творческой и полагающейся на разум личности.

Исторические особенности общения оказываются производными по отношению к особенностям материальной и духовной культуры обоих ее исторических типов: традиционной и креативной культуры. Мы полагаем, что каждому из исторических типов культуры соответствует особый исторический тип общения. Традиционной культуре соответствует функциональное общение, а креативной – интерперсональное и ролевое. Каждый исторический тип общения обладает особенной структурой. Структура общения хорошо изучена в теории информации и коммуникации, в лингвистике и социальной философии [5]. Как правило, выделяются несколько ее компонентов: участники общения, код, канал и контекст.

Типология участников общения разработана М.С.Каганом, в ней различаются реальные партнеры (личности, группы и их представители), а также субъективированные объекты (животные, вещи) и квазисубъекты (Боги, литературные персонажи, “другое Я”) [6]. Социальные (профессия, класс, нация) и половозрастные характеристики участников общения также играют в нем существенную роль. Эта типология позволила М.С.Кагану выделить такие виды общения, как межличностное, групповое и представительное общение. Мы обращаем внимание на неоднозначность термина “межличностное” общение. В традиционных культурах еще не сформировано личности, известной нам как специфическая категория креативной культуры, но в них уже имеется человеческая индивидуальность, способная вступать в общение с другой индивидуальностью. Это общение организуется поэтому не столько личностными характеристиками его участников, сколько их социальными функциями, и мы называем его функциональным, оно скорее интериндивидуально, чем интерперсонально. Функциональное общение есть своего рода представительное общение, но представительность не открывается в нем эксплицитно, она есть внутренний факт деятельности каждого участника, она есть интериоризация традиций контактов.

Структура общения предполагает его контекст; это фактически все виды деятельности, осуществляемые человеком, поскольку они требуют для своей успешности участия нескольких общающихся субъектов. Общение имеет канал, это те конкретные средства общения, которые используются в его процессе; свой более или менее жесткий код, то есть правила его организации. Контексты могут быть служебными (общение здесь лишь способствует эффективности другой деятельности) и самоцельными (в них общение само является целью совершаемой деятельности). Каналы могут быть практическими (например, в семейных отношениях), символическими (например, в ритуальном общении) и практическо-символическими (например, в игровом, в художественном общении). Различие каналов основано на преобладании в их составе социально обусловленных, стандартизированных или безусловных элементов. Практические каналы содержат максимум безусловных элементов и минимум условных. Символические каналы – наоборот. Практическо-символические каналы представляют собой синтез безусловных и условных элементов. Такова теоретическая декомпозиция структуры общения. Ее проекция в историю культуры сообщает ей ряд дополнительных особенностей.

Для функционального общения характерно отсутствие дистанции между индивидуальностью участников общения и социальной традицией, которой они принадлежат. В его контексте присутствуют жестко регулирующие общение коды, число которых ограничено. Свойства контекста общения совпадают с основными характеристиками участников общения, преобладают служебные контексты и символические каналы. Синкретизм данного вида культуры не позволяет провести четких границ между контекстами и каналами общения, поэтому их смешанные, переходные формы широко распространены. Следствием синкретизма является также качественная неразличенность интериндивидуального и представительного общения, значительная роль общения с такими партнерами, как квазисубъекты или субъективированные объекты. Асимметрия статусов участников общения сказывается во всех его разновидностях: в диалоге культур, в коммуникации с квазисубъектами и субъективированными объектами, в представительном и интериндивидуальном общении.

В креативных культурах отсутствуют синкретизм и господство одной традиции, но увеличивается роль творчества отдельных неповторимых индивидуальностей, возникает во всем своем влиянии на общество конкретная личность, равная одному человеку. Между ним и широким спектром социальных традиций теперь всегда остается дистанция, выражающаяся хотя бы в форме возможного выбора той или иной традиции. Функциональное общение трансформируется в ролевое, его участники больше уже не равны исполняемой функции, они играют роль, надевают маски, которые можно поменять или снять. Понятно, что большинство форм общения и здесь заставляет надевать только одну маску, но человек уже не ограничен только одной формой общения, его характеристики изменчивы, и это позволяет вступать в разнообразные контакты с другими. Коды ролевого общения могут быть как жесткими, так и гибкими, они могут сочетаться в рамках одного канала. Контекст общения может совпадать, а может отличаться и даже противостоять характеристикам его участников, количество символических каналов заметно сокращается, они уже не только не преобладают над практическими, но, наоборот, зачастую обслуживают их. Возникает интерперсональное общение, его участники теперь не играют никакой роли, они равны самим себе. Служебные и самоцельные контексты занимают одинаковые ниши в структуре общения этой эпохи. Интерперсональное общение в подавляющем большинстве случаев как раз и оказывается самоцельным. Думается, именно интерперсональное самоцельное общение стало предметом изучения психологов и экзистенциальных философов; то, что они называли общением, было всего лишь метонимией одного из его видов. Креативные культуры вырабатывают равенство и таких форм коммуникации, как общение с реальным партнером, с одной стороны, и общение с квазисубъектом и субъективированным объектом, с другой; равенство утверждается и в распространении простых, чистых и смешенных контекстов и каналов общения; асимметрия участников в равной мере дополняется симметрией.

ХХ век внес свои коррективы в типологию общения. Можно говорить, что происходит процесс вторичной функционализации общения, например, в контексте тоталитарной или массовой культур. Следует сравнить результаты этой функционализации с типичными формами функционального общения. ХХ век – это век так называемых массовых коммуникаций, век расширяющегося диалога культур, в котором собеседниками становятся не только ныне живущие, но и давно погибшие или даже забытые ранее и открытые вновь культуры. Массовая коммуникация увеличивает количество контекстов и каналов общения, увеличивает асимметрию его участников, повышает роль символических информационных каналов и кодов. Условия прогресса компьютерной техники вновь способствуют росту значения общения с квазисубъектами и субъективированными объектами. И все это происходит на фоне сохраняющихся типов общения прошлого, характерных для креативной культуры XV – XIX веков и даже для традиционной культуры эпох самой разнообразной степени архаичности.

Библиографический список:

1. Почти все наиболее известные концепции общения, например, диалогика В.С.Библера, диалогическая философия М.Бубера, Ф.Эбнера, Ф.Розенцвейга и О.Розенштока-Хюсси, феноменология интерсубъективности Э.Гуссерля, А.Шюца и Л.Ландгребе, структурная антропология К.Леви-Стросса, экзистенциальная философия К.Ясперса разрабатывают только его теорию, а история общения представлена в лучшем случае фрагментарно (см: Библер В.С. Итоги и замыслы. Конспект философской логики культуры // Вопросы философии. №5. 1993. С.75-93; Бубер М. Я и Ты. М.: Высшая школа, 1993. 176 с; Леви-Стросс К. Структурная антропология. М.: Наука, 1985. 536 с; Розеншток-Хюсси О. Язык рода человеческого. М.; СПб.: Университетская книга, 2000. 608 с; Ebner F. Gesammelte Werke. Bd. 1. Das Wort und die geistigen Realitaten (Pneumatologische Fragmente). Wien: Herder, 1952. 362 s; Jaspers K. Philosophie. Bd. 1. Berlin: J.Springer, 1932. 340 s; Landgrebe L. Factizitat und Individuation. Studien zu den Grundfragen der Phanomenologie. Hamburg: L.Voss, 1982. 644 s; Rosenzweig F. Der Stern der Erlosung. Frankfurt-a.-M: Verlag J.Kauffmann, 1921. 532 s; Schutz A. Der sinnhalte Aufbau der sozialen Welt. – Wien: J.Springer, 1932. 286 s.).

2. Анализ основных определений общения, предложенных в различных областях научного знания в ХХ веке, содержится в статье Ф.Дэнса «»Понятие» коммуникации» (см: Dance F.E.X. The «Concept» of Communication // Journal of Communication. Vol. 20. № 2. 1970. P. 201-248). Обоснование предложенного в настоящей работе определения общения содержится в нашей монографии (см: Докучаев И.И. Введение в историю общения. СПб.: Издательство РГПУ им. А.И.Герцена, 2001. 174 с.).

3. Речь идет, прежде всего, о концепциях истории культуры, принадлежащих М.С.Кагану, Ф.Джеймиссону, Л.Мамфорду (см: Каган М.С. Философия культуры. СПб .: Петрополис , 1996. 416 с ; Mumford L. The Myth of the Machine. New-York: Secker and Warburg, 1967. 342 p.).

4. Определяющая роль научных знаний в истории модернизации подчеркивается теоретиками ведущих школ социологии знания – например, теоретиками постиндустриального общества и постмодернистской культуры (см: Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество: Опыт социального прогнозирования. М.: Academia, 1999. 956 с; Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. СПб.: Алетейя, 1998. 160 с.).

5. См. например: Шеннон К. Работы по теории информации и кибернетике. М.: Иностранная литература, 1963. 316 с; Якобсон Р.О. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «за» и «против». М.: Прогресс, 1975. С. 193-230.

6. Каган М.С. Мир общения. Проблема межсубъектных отношений. М.: Политиздат, 1988. С. 250. См. также: Леонтьев А.А. Психология общения. М .: Смысл , 1999. 368 с .

I.I. Dokuchajev

INTERCOURSE HISTORY OF SUBJECT OF SCIENCE OF CULTURE