С.В. Егорова*

СОЦИАЛЬНОЕ КОНСТРУИРОВАНИЕ В СТРУКТУРЕ СОВРЕМЕННЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ ОБ ИНВАЛИДНОСТИ

© Егорова С.В., 2002
*Егорова Светлана Вячеславовна – кафедра теории и технологии социальной работы Самарского государственного университета

Анализ истории развития представлений об инвалидности свидетельствует о том, что до недавнего времени политика изоляции в отношении к инвалидам была определяющей тенденцией отечественного сообщества. В современной России происходят коренные изменения в подходах к определению и решению проблем инвалидности в соответствии с международными нормами. Современная парадигма социокультурного отношения к людям с ограниченными возможностями здоровья имеет разноплановый характер с преобладанием гуманистической направленности и выражается в социальной толерантности, предоставлении социальных гарантий в аспекте нормализации их жизни, социального участия и социальной независимости.

Мировое сообщество осознает необходимость интеграции людей с ограниченными возможностями здоровья в общество путем преодоления не только физических, но и символических барьеров в их жизнедеятельности. Как отмечает Е. Ярская-Смирнова, развитие системы социальной поддержки и издание соответствующих законов разрушают лишь физические преграды в жизни инвалидов. Однако необходимо в корне менять систему отношений к людям с ограниченными возможностями здоровья, ломать символические барьеры, не позволяющие инвалидам активно включаться в жизнь общества и полноценно участвовать в ней.

Современные представления об инвалидности можно изложить в виде двух концепций, не в равной степени реализуемых в практической деятельности. Концепциями в данном случае называются логически упорядоченные системы представлений, прослеживающие достаточно длинные цепи причинно-следственных связей между исследуемыми явлениями. Обе концепции определяют социальный статус инвалида в обществе, то есть его позицию, связанную с определенными правами и обязанностями. Как отмечают В. Радаев и О. Шкаратан, статус подразумевает неисчерпаемый приписываемый человеку ресурс, открывающий для него возможности влиять на общество [1, 28]. Однако если первая концепция акцентирует внимание на объективном статусе инвалида в обществе, то вторая во главу рассмотрения ставит субъективный статус. В первом случае позицию и роль инвалида в обществе определяют другие, в данном контексте “здоровые”, а во втором – инвалид конструирует свой статус самостоятельно.

Первая концепция уже показала свою практическую значимость и нашла широкое воплощение в реальной практике социальной работы. Вслед за Е. Ярской-Смирновой, которая называет эту точку зрения традиционным подходом, отметим, что главный акцент в первой концепции ставится на присутствии органической патологии или дисфункции и приписывает инвалидам статус девиантов [2, 29]. Любое действие в отношении последних будет сводиться к исправлению или изоляции. В рамках рассматриваемой концепции сконцентрируем внимание на медицинской и административной моделях инвалидности.

Медицинская модель инвалидности ставит во главу угла аспекты лечения и рассматривает всех людей с отмеченными недостатками как “больных”.

Инвалид относится к числу пассивных пациентов, зависимых и нуждающихся в постороннем уходе. Согласно медицинской модели, человек, имеющий физические и психические изъяны, должен приспособиться к окружающей среде. Для этого он должен пройти курс медицинской реабилитации, чтобы соответствовать нормам, существующим в обществе [3, 368]. Такая ситуация является следствием идеологии, основанной на интерпретации социальной нормы как однородной категории, отражающей характеристики “здоровой” части населения [4, 56]. Этот подход поддерживает общественные стереотипы о невозможности самостоятельного существования данной группы людей вне поддержки профессионалов и добровольных помощников.

Следует отметить, что для решения научных и практических вопросов необходимо рассмотреть “здоровье” и “болезнь” с точки зрения их содержания и ценностного смысла. Устав Всемирной организации здоровья определяет здоровье как “состояние полного физического, душевного и социального благополучия, а не только отсутствие болезней и физических дефектов”. Важнейшее значение имеет современное определение понятия здоровья, трактовка его новой парадигмы. А. Иванушкин предлагает три уровня описания этой ценности: биологический – изначальное здоровье включает совершенство саморегуляции организма, гармонию физиологических процессов и, как следствие, максимум адаптации; социальный – здоровье является мерой социальной активности, деятельного отношения человеческого индивида к миру; психологический – здоровье есть не отсутствие болезни, но скорее отрицание ее в смысле преодоления (здоровье не только состояние организма, но и стратегия жизни человека) [5, 29]. Новая парадигма здоровья должна исходить из необходимости создания условий, при которых человек мог бы улучшить свое общее состояние, проявить свой физический, духовный, эмоциональный и социальный потенциал. В этом смысле состоит возврат к принципам Гиппократа, утверждавшего, что болезнь есть нарушение идеального равновесия между индивидом и окружающей средой, а здоровье предполагает безусловное наличие подобного равновесия. Данная трактовка понятий “здоровье” и “болезнь” могла бы внести существенный вклад в осмысление феномена инвалидности в рамках медицинской модели.

Административная модель инвалидности ориентирована, прежде всего, на создание и поддержание систем помощи – специализированных учреждений, организации специального обучения и трудоустройства людей с ограниченными возможностями здоровья. Различными государственными подразделениями создаются социальные службы и разрабатываются специализированные программы, которые служат скорее отфильтрованными механизмами, нежели средством интеграции людей с ограниченными возможностями здоровья в общество. Самый отрицательный эффект данной модели заключается в том, что человек, имеющий инвалидность,
и его близкие становятся исключительно объектом для патронажа и защиты. Социальные службы, организованные сверху профессионалами социальной работы, лишают человека с ограниченными возможностями здоровья права самостоятельного выбора, принятия решения и управления жизненными ситуациями. Здесь решения принимаются работниками социальных служб, но только не самими людьми с ограниченными возможностями здоровья. Показателен в данном случае пример, приведенный в работе P. Phelan и S. Cole “Social work in traditional setting” [6, 59]. Англичанин Джордж, инвалид по зрению, всю свою жизнь находится в интернате для слепых. Приставленный к нему индивидуальный помощник долгое время выполнял за Джорджа все необходимые действия, поскольку руководствовался исключительно административной моделью инвалидности. Однако у Джорджа сменился помощник, и первое, чему он научил подопечного, это заваривать себе чай. Почти в шестьдесят лет Джордж впервые в жизни сделал для себя чашечку чая. Его удовлетворение от этого достижения сменилось негодованием, когда он понял, что вся его жизнь была кем-то запрещена. Чтобы помочь Джорджу приобрести навыки приготовления чашки чая, не потребовалось много времени. Но недели терпеливого выслушивания и тактичного убеждения были необходимы для осмысления того, что “они” были не правы, когда говорили, что он не может делать таких вещей.

Взаимоотношения инвалидов и людей, профессионально занимающихся социальной помощью, не являются спонтанной формой социальных интеракций. Они обусловлены определенными ролевыми ожиданиями, которые впервые описал Т. Парсонс в своей теории роли больного. Роль больного обладает четырьмя сущностными характеристиками: легитимным освобождением индивида от многих социальных обязанностей, наличием мотивации выздоровления, делегированием ответственности за выздоровление профессионалам, поиском медицинской помощи и кооперации с врачами. В модели Т. Парсонса существует очевидный дисбаланс власти сторон: врач находится в доминирующей позиции, а больной пассивен. Рассмотренные закономерности взаимоотношений врачей и пациентов распространяются также на взаимоотношения индивида с другими представителями “помогающих профессий” – психологами, юристами, педагогами, социальными работниками.

Анализируя медицинский и административный подходы к инвалидности в рамках первой концепции, отметим, что акцент в первом подходе ставится на слове “больной”, а во втором – на словах “нуждающийся в помощи”. Несомненно, человек с ограниченными возможностями здоровья нуждается в реализации “особых” потребностей, возникающих в связи с получением инвалидности, в том числе помощи и уходе. Однако концентрации внимания лишь на разрушении физических преград в жизни инвалидов, на чем ставится акцент в первой концепции, недостаточно. Кроме того, отметим, что восстановление нарушенных вследствие болезни функций организма не может быть ограничено мерами медицинского характера. Эти меры воздействия в значительной степени влияют на анатомо-физиологический аппарат, практически не касаясь социально-психологического, личностного компонента, важного для социальной интеграции человека с ограниченными возможностями здоровья в общество. Успешная интеграция в общество будет во многом зависеть от того, принимает ли общество инвалидов как своих равных членов либо выстраивает символические барьеры, определяя людей с ограниченными возможностями здоровья лишь объектом социальной защиты.

На современном этапе осмысления феномена инвалидности более перспективным, на наш взгляд, является вторая концепция, основанная на теории социального конструирования. В настоящее время эта теория уже нашла применение в гендерных исследованиях и этносоциологии. Отмечая продуктивность и прагматичность данной концепции, заметим, что этот подход применительно к инвалидности находится в стадии формирования. Впервые эти идеи были представлены в работах Е. Ярской-Смирновой.

На наш взгляд, именно эта концепция способна оказать влияние на разрушение символических барьеров между здоровой частью населения и людьми с ограниченными возможностями здоровья.

Еще Т. Парсонс исходил из тезиса, что болезнь по сути своей есть феномен социальный. В этой связи он различал заболевание как неблагополучное физическое состояние организма и как социальный статус, приписываемый инвалиду на основе допущения, что оно действительно имеет место [7, 29]. Статус же влечет за собой последствия для личности, для той социальной группы, к которой она принадлежит, для общества в целом. Состояние человека может быть по-разному воспринято самим человеком и окружающими, а также иметь разные последствия для участников взаимодействия в зависимости от контекста рассматриваемой ситуации. Исходя из этого, важным является понимание индивидуального опыта переживания своей инвалидности самим человеком с ограниченными возможностями здоровья. Инвалид конструирует свой образ и самоопределяет свою позицию в обществе, свой субъективный статус.

Методологической основой анализа данной концепции мы считаем гамму теоретических направлений, сложившихся в европейской и американской социальной философии и социологии в конце XIX и в XX вв. Выдающиеся мыслители В. Дильтей, Г. Зиммель, М. Вебер, У. Джеймс, Дж. Дьюи, Ч. Кули, У. Томас, Г. Мид, Г. Блумер, И. Гофман, А. Шюц, П. Бергер и Т. Лукман и их концепции и направления символического интеракционизма, социального конструирования реальности, драматургической и феноменологической социологии в методологическом плане противостоят позитивизму и натурализму. Своими корнями данные парадигмы уходят в герменевтику – методы интерпретации чужой индивидуальности, поведения людей и выявления их мотивов и значений.

Немецкий социолог В. Дильтей полагал, что данные гуманитарных наук (наук о духе) в отличие от изучения физических явлений в естествознании берутся из внутреннего опыта, из непосредственного наблюдения человека над самим собой и над другими людьми и отношениями между ними. Человек непосредственно осознает свое существование в мире через непосредственное внутреннее переживание. Дильтей увидел связь между пониманием другого и самопознанием: человек может познать себя, если отнесется к себе как к другому; с другой стороны, он может понять другого, только уподобляя себя, свое состояние – духовному состоянию другого.

Вслед за Дильтеем немецкий социолог Г. Зиммель выделил две ступени процесса понимания: на первой ступени происходит понимание действия, а не действующего лица, а на второй – понимание мотивов и чувств самого действующего индивида. По мнению Г. Зиммеля, тип деятельности можно считать понятным, если психические процессы, на основании которых сложилось определенное осознанное социальное действие, вызывают в интерпретаторе ту же самую реакцию, что и в самом действующем индивиде. Кроме того, пониманию доступны лишь такие сочетания переживаний (представлений и эмоций), которые являются не только моментальными явлениями душевной жизни субъекта, а, прежде всего, типическими [8, 31].

Основоположник “понимающей социологии”, немецкий социолог М. Вебер, рассматривал социальные образования (под ними он понимал государство, разного рода учреждения) не как самостоятельную социальную реальность, а, прежде всего, как производную от социальных действий индивидов. По М. Веберу, социология как научная дисциплина обретает характер “понимающей” социальной науки, поскольку ориентирована на интерпретацию социальных действий людей. Согласно М. Веберу, действие человека обретает характер социального действия, если в нем присутствуют два момента: субъективная мотивация индивида, который вкладывает в свой акт определенный смысл, и ориентация на поведение других людей [9, 31]. М. Вебер прибегает к конструированию идеально-типической модели социального действия, которая является своеобразным методологическим средством, позволяющим анализировать социальные реалии.

У. Джеймс и Дж. Дьюи являются представителями прагматизма, важнейшего направления американской социальной философии начала XX века. Именно прагматизм стал источником теоретических понятий и подходов, которые потом, воспринятые У. Томасом, Д. Мидом, А. Шюцем, И. Гофманом, послужат основанием символического интеракционизма, драматургической и феноменологической социологии. Прагматизм расходился с позитивизмом и трактовкой отношений между индивидом и обществом. Заметим, что настрой прагматизма сугубо активистский: человека следует рассматривать как действующего субъекта, обладающего волей,
а не как объекта, пассивно подчиняющегося законам природы, способного лишь созерцать и научно познавать независимые от человеческой воли “объективные” процессы в природной и социальной среде [10, 6]. Именно в прагматизме лежат истоки “конструктивистского” подхода к социальной реальности: она является непрерывным творимым продуктом повседневных взаимодействий, интерпретаций и реинтерпретаций.

Ч. Кули и У. Томаса можно считать прямыми предшественниками символического интеракционизма. По словам Ч. Кули, социальная природа человека “вырабатывается в человеке при помощи простых форм интимного взаимодействия или первичных групп, особенно семейных и соседских, которые существуют везде и всегда воздействуют на индивида одинаково” [11, 66]. Она представляет собой некоторый общий всему человечеству комплекс социальных чувств, установок, моральных норм, составляющих универсальную духовную среду человеческой деятельности.

У. Томас вошел в историю социальной мысли, прежде всего, своей концепцией “определения ситуации”. В концепции У. Томаса речь идет о “конструируемой” индивидом ситуации его собственного поведения. Всякой деятельности, как отмечает У. Томас, предшествует стадия рассмотрения и обдумывания, которую можно назвать определением ситуации. В действительности не только конкретные действия зависят от определения ситуации, но и весь образ жизни индивида. У. Томас выразил суть этой концепции в знаменитом афоризме, который его коллега Р. Мертон назвал “теоремой Томаса”: “Если ситуации определяются как реальные, они реальны по своим последствиям”. В книге “Польский крестьянин в Европе и Америке”, написанной совместно с Ф. Знанецким, изложена концепция установки У. Томаса. Установка трактовалась как процесс индивидуального сознания, который определяет потенциальную или актуальную реакцию индивида на объекты и явления социального мира.

Дж. Г. Мид и его ученик Г. Блумер разработали концепцию символического интеракционизма. Согласно этому направлению “миров в себе” не существует, а есть лишь “миры”, которые люди конструируют для себя и других. “Миры” состоят из “объектов”, относительно которых можно иметь некое отношение и наделять их значением. Однако это значение для разных людей может быть различным [12, 218]. Ключевая мысль Г. Мида состоит в том, что человек осваивает мир через символические значения. Согласно теоретическому положению Мида, личность и социальное действие формируются с помощью символов, которые приобретаются в процессе социализации и взаимно подтверждаются и изменяются в процессе социального взаимодействия (интеракции) его участниками. Вследствие взаимного принятия ролей становится возможным коммуникативное понимание перспектив действия и ролей участников взаимодействия. Как отмечает А. Готлиб, антипозитивистский пафос символического интеракционизма состоит в том, что здесь роли не раз и навсегда закрепленные образцы, которые индивид должен осваивать в процессе социализации, а ситуативно конструируемые, “схватываемые” в ситуации взаимодействия. Действующие лица ставят смысл и значение каждой роли в зависимость от личной оценки ситуации, специфических возможностей проявления роли в этой ситуации и от того, как определяют ситуацию ее участники. Г. Мид подчеркивает, что в своей основе коммуникация направлена не только на других, но и на самого субъекта: “Для возникновения идентичности необходимо, чтобы личность реагировала на саму себя. Отдельный человек до тех пор не является идентичностью в рефлексивном смысле этого термина, пока он не станет для себя объектом” [13, 224]. Благодаря коммуникации с самим собой индивид “тематизирует” себя, то есть он наблюдает себя глазами другого и судит о себе по реакциям других людей.

Социологическая концепция Г. Мида базируется на представлении об активной роли человека в формировании собственной жизни и жизни всего общества. “Интерпретирующий” активный человек символического интеракционизма противостоит “нормативному” человеку классической социальной методологии, в которой общество представляет собой жесткий распорядок жизни с его совокупностью правил, норм и ценностей. Как отметил Г. Блумер, общество есть деятельность. Опираясь на этот теоретический тезис, он подчеркивает, что активность, которая служит источником действия, исходит от человека. “Не важно, что понимается под культурой: обычаи, традиции, нормы, ценности, правила и тому подобное – это всегда производное от деятельности людей. Это относится и к социальной структуре, всем ее аспектам, выраженным в понятиях социальной позиции, статуса, роли, авторитета и престижа” [14, 53].

Известный американский социолог И. Гофман анализирует процессы конструирования социальной реальности на микроуровне. Он продемонстрировал, как объективная социальная реальность конструируется людьми постоянно и непрерывно в процессе сегодняшних, сиюминутных встреч и столкновений с другими. И. Гофман обращается к нормальным и привычным контекстам повседневных взаимодействий, вскрывая приемы и методы, которыми пользуются обычные люди, анализируя ситуацию своих встреч и столкновений с другими людьми и приводя их в соответствие с собственными представлениями об объективно должном, то есть о том, в какой именно объективной ситуации они находятся. Согласно И. Гофману, индивид при непосредственном взаимодействии действует таким образом, чтобы намеренно или ненамеренно самовыразиться, а другие должны получить впечатление о нем. Используя сценические аналогии и язык театра, социолога интересует, как в социальных ситуациях люди преподносят и воспринимают себя и как они координируют свои действия.

В первой половине XX века происходит становление феноменологической социологии, где предметом теоретизирования становится повседневная жизнь людей. Феноменология ставит своей целью описать “жизненный мир” – акты сознания, основанные на непосредственном восприятии идеальных сущностей (феноменов), опираясь на интуицию. Главный акцент феноменологии делается на внутреннюю работу сознания и на те способы, с помощью которых люди классифицируют окружающий мир и объясняют его для себя. В работе “Феноменология социального мира” А. Шюц, основоположник феноменологической социологии, определил способ, которым люди классифицируют и придают значение внешнему миру. Этот способ не является чисто индивидуальным процессом. Люди создают “типификации” – понятия, приложимые к классам вещей, вытекающие из опыта. “Социальный работник”, “инвалид”, “социальная служба” – все это примеры типификаций. Типификации не являются уникальными для каждого человека, они разделяются всеми членами общества. Однако, как полагал А. Шюц, “каждый индивид имеет уникальную биографию, и он интерпретирует и ощущает мир немножко иным образом, чем другие” [15, 96].

В этой связи в рамках второй концепции осмысления проблем инвалидности необходима работа и с обществом, и с самим человеком с ограниченными возможностями здоровья. Для того чтобы общество наполнило типификации новым содержанием, в том числе и с позиции данной концепции, требуется развитие культурных ценностей гражданского общества: эмпатии, уважения человеческого достоинства, независимости, толерантности, гуманизма. В свою очередь человек с ограниченными возможностями здоровья может внести определенный вклад в содержание типификации, исходя из собственного видения своего места и роли в обществе. Стимулируя возможности, направленные на изменение социального статуса и снятие “ярлыка” в сознании самого инвалида, мы опираемся на исходный пункт феноменологической социологии – исследование процесса конструирования человеком своего мира. Вместе с новой ситуацией, в которой человек вспоминает первое переживание, в данном случае это получение инвалидности, возникает социальный опыт. Согласно А. Шюцу, опыт есть воплощение совокупности всего рефлексивного использования собственного Я в его текущих переживаниях. Путем установления связи с другим опытом наш опыт не только накапливается, но и обобщается. Конечно, мы соотносим наш первый опыт не с бесконечным набором другого опыта, а с совершенно определенным опытом. Этот процесс зависит от индивидуальных особенностей сознания, накопленных человеком к данному моменту. Таким образом, содержание типификаций находит прямое отражение в сознании человека, в том числе и человека с ограниченными возможностями здоровья. Подытоживая задачи феноменологической социологии, можно утверждать, что ее основным вопросом является процесс конструирования социального опыта.

То, как человек создает социальную реальность и как эта реальность создает человека, раскрывается в теории конструирования социальной реальности П. Бергера и Т. Лукмана. Согласно этой теории, люди сами создают социальную реальность и формируют собственную идентичность в зависимости от социальных условий и контекста. В социологическом смысле социальная реальность не существует сама по себе, она может быть лишь представлена как конкретная реальность индивидов, живущих в конкретном обществе. Социальная реальность предстает в концепции П. Бергера и Т. Лукмана в качестве феномена “жизненного мира”, как нечто непосредственно данное сознанию индивидов, существующее в их “коллективных представлениях” и конструируемое интерсубъективным человеческим сознанием. Здесь важно указать на сложную взаимосвязь общественного и личного конструирования реальности, социализации и идентичности, которая возникает в результате этого процесса. В период первичной социализации ребенок был интегральной составной частью социальной реальности, которую он не мог себе представить иначе. В тот момент, когда он узнал о существовании альтернатив, социальная реальность распадается для него на несколько частей. Используя описание П. Бергером и Т. Лукманом различий социальной реальности, которая интернализируется в процессе первичной и вторичной социализации, отметим, что инвалиды живут в мире, определяемом людьми без ограничений возможностей здоровья . В любой момент они могут отказаться от “роли инвалида” в своем субъективном восприятии нового положения. Итак, человек с ограниченными возможностями здоровья на фоне публичного дискурса, где инвалиду отводится роль “больного” и “нуждающегося”, имеет возможность для обособления части Я и сопутствующей ей реальности. Иными словами, прежняя социальная реальность должна быть переопределена.

Коль скоро мы используем ролевую концепцию, необходимо отметить, что П. Бергер и Т. Лукман следуют теории Г. Мида, описывая процесс формирования идентичности. Определенная идентичность закрепляется за каждой социальной ролью [16, 91]. Если определять роль как типичную реакцию на типичное ожидание, мы опять выходим на идеологию общества, которое заранее определяет базовую типологию ролей, где, как правило, роль инвалида определяется с позиции первой концепции (инвалид – больной, нуждающийся в помощи). Таким образом, основное содержание, вкладываемое в роль инвалида, целиком зависит от общества. Его гуманизм предполагает расширить рамки данной социальной роли, определив инвалида самостоятельным человеком, способным к активной жизненной позиции.

Идентификация носит глубоко социальный характер и, безусловно, является ключевым элементом субъективной реальности [17, 279]. Именно общество, где большинство людей не имеют ограниченных возможностей здоровья, оказывает огромное влияние на субъективное восприятие своей инвалидности человеком, имеющим ограниченные возможности здоровья. От того, насколько адекватно общество воспринимает инвалидов как равноправных членов общества, настолько легче человеку с ограниченными возможностями здоровья “тематизировать” себя как “нормального”. В данном случае инвалид имеет возможность делать выбор: либо он конструирует свое поведение, исходя из ожидания помощи со стороны, либо он активизирует собственные усилия. Вторая позиция будет работать на снятие “ярлыка” инвалида в сознании самого инвалида и постепенно менять в обществе систему отношений к людям с ограниченными возможностями здоровья.

В заключение отметим, что необходимо соотношение первой и второй концепции инвалидности на основе принципа дополнительности. Приоритетность второй концепции, на наш взгляд, объясняется тем, что субъективная социальная самоидентификация играет значительную роль при формировании жизненных стратегий инвалидов. С помощью этой концепции люди с ограниченными возможностями способны через переопределение и позиционирование себя в ситуации инвалидности повлиять на осмысление феномена инвалидности в обществе.

Библиографический список:

1. Радаев В., Шкаратан О. Социальная стратификация. М.: Аспект Пресс, 1996.
2. Ярская-Смирнова Е. Социальное конструирование инвалидности // Социологические исследования. 1999. № 4. Здесь и далее номера страниц указываются в тексте.
3. Фирсов М., Студенова Е. Теория социальной работы. М.: Гуманит. изд. Центр ВЛАДОС, 2000.
4. Преодолевая барьеры инвалидности. М.: Институт социальной работы, 1997.
5. Иванушкин А. “Здоровье” и “болезнь” в системе ценностных ориентаций человека // Вестник АМН СССР. 1982. Т . 48. №4.
6. Phelan P., Cole S. Social Work in Traditional Setting / Social Work. Disabled people and Disabyaz Environments. London . 1991.
7. Parsons T. The social system. New. York : The Free Press, 1951.
8. Зиммель Г. Конфликт современной культуры // Зиммель Г. Избранное Т.1 М.: Юрист, 1996.
9. Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.
10. Ковалев А. Книга Ирвинга Гофмана “Представление себя другим в повседневной жизни” и социологическая традиция / Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни. М.: Канон-Пресс-Ц, 2000.
11. Ионин Л. Социология культуры. М.: Логос, 1996.
12. Мид Г. От жеста к символу / Американская социологическая мысль М.: МГУ, 1994.
13. Мид Г. Интернализованные другие и самость / Американская социологическая мысль. М.: МГУ, 1994.
14. Абельс Х. Интеракция, идентификация, презентация. Введение в интерпретативную социологию. СПб.: Алетейя, 1999.
15. Култыгин В. Современные зарубежные социологические тенденции. М.: Союз, 2000.
16. Бергер П. Приглашение в социологию. М., 1996.
17. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности М.: “Медум”, 1995.

S.V. Egorova

SOCIAL DESIGN IN THE STRUCTURE OF MODERN CONCEPTIONS OF DISABILITY